pepsimist | Entries tagged with литература

Умер Фазиль Искандер.
Один из любимых моих писателей.

То, что мы собираемся делать завтра, делает нас сегодня такими, какие мы есть.

Мудрость не нуждается в информации, зато информация нуждается в мудрости, чтобы разобраться в самой себе. Возможно, поэтому меня так и не заинтересовал интернет. Информация нужна молодым, старики больше думают о том, что это она означает.

Я всегда полагал, что умение увидеть правду и критиковать неправду — это и есть содержание жизни писателя, содержание жизни всех думающих голов в стране.

Глупость высмеивается не для того, чтобы истребить глупость — она неистребима. Это делается для того, чтобы поддержать дух разумных.

Когда ты вплотную приближаешься к собственной смерти, мысль о том, что ты всю жизнь трудился, успокаивает.

Оригинал записи на pepsimist.ru: Умер Чик

Решил все же перебороть давнее отвращение к книге, которую уже несколько раз пытался прочесть.
«Автостопом по галактике» порывался одолеть раза четыре, но каждый раз она одерживала убедительную победу, я сдавался и закрывал книгу.
В этот раз меня разобрали азарт и спортивная злость, поэтому уныло давясь и сумрачно сплёвывая, сумел прочитать первую часть.
Но оказалось, вторая в этом файле начиналась сразу вслед за первой, а из-за своеобразия сюжетного построения и причуд авторского слога, перемещения из первой во вторую просто не заметил.
Обнаружил это, когда уже окончательно выйдя из себя, устав от пустой словесной суеты захотел посмотреть сколько ещё осталось этого мучения.
Осталось больше половины второй книги, но на это я уже не подписывался, договор с самим собой был только на одну книгу, поэтому с чистой совестью и большим удовольствием закрыл этот «Путеводитель».
Неясным осталось только одно — с чего народ так от неё тащится?
Это я без всякого уничижения, ведь и сам люблю потащиться, но любопытно все же узнать причины чужих восторгов, которые мне, по слабости вкусовых рецепторов, недоступны.
Понимаю, что фломастеры разные, на вкус и цвет, попадья со свиным хрящиком, о вкусах не спорят и так далее, но спорить и не хочу, а хочу только с абсолютно искренним любопытством выяснить, что именно в этой книге привлекает, из-за чего открывают её читать во второй раз?
Ясно, что вопрос риторический и никто ничего толком не скажет, а если и ответит, то всё это будет справедливо только в отношении самого отвечающего.
У прочих же и ответы другие, и вкусы, и фильмы, и книги, и предпочтения, и культурный багаж, и всё-всё-всё.
Ведь Дюма с его тремя мушкетёрами занесён во всемирную библиотеку литературных шедевров, а мне никогда не нравился.
Не оттого, что я дурак, а Дюма великий писатель, а именно оттого, что фломастеры разные — кому зелёненький, кому красный, кому с горчицей, кому под водочку, а кому-то они вовсе никакие не нравятся и предпочитают они простые графитовые карандаши фабрики Красная заря.
Или напыщенно-морализаторский Маленький принц, от которого сразу вышибает пробки во всех предохранителях задушевного слога.
Или бесконечно занудный Толкиен, которому, конечно, следует отдать должное в увлечённости, работоспособности, фантазии и в таланте конструирования языков.
Всё перечисленное любимо, наверное, большинством населения.
А большинству чужие предпочтения глубоко пофигу.
Поэтому остаюсь в своём праве не любить перечисленное выше и многое-многое другое, любимое большинством.

Автостопом по галактике

Оригинал записи на pepsimist.ru: Профаническое

Очень любопытная статья о создании Алексеем Толстым книги «Приключения Буратино».

«Пиноккио» – это история про куклу, захотевшую стать живым мальчиком, и ставшую им; и для этого прошедшую сложный путь избавления от иллюзий и от собственной лжи. История внутреннего освобождения от обреченности быть деревянным големом.
Буратино – история про кукол, которых соблазняют идеей внешнего освобождения, а на самом деле из одного театра заманивают в другой, но тоже театр, мир иллюзии. И они в нем по прежнему куклы. И единственное изменение во всей истории: вместо Карабаса Барабаса над ними теперь возвышается Папа Карло.
Папа Карло. Отец Карло. Отец народов. Или, как принято говорить в последние годы – просто «Папа».
А под ним – вечный, никогда не меняющийся, готовый послушно реагировать на движение дергаемых нитей деревянный ребенок, не желающий освобождаться от лжи и становиться человеком.

Читать целиком

Оригинал записи на pepsimist.ru: Театр Папы Карло

Некая группа апологетов идеи «научно-коммунистической культуры» (что бы это ни значило), решила взяться за экранизацию романа Ивана Ефремова «Час Быка».
Группа, видимо, состоит из восторженных, романтически настроенных юношей и девушек, потому что лишь подобным людям могла прийти в голову экранизировать этот роман.
Чудовищный, до предела канцелярский, пафосный, наукообразный, помпезный и многословный текст.
Люди так не разговаривают, это не человеческий язык, не литературный, это страшный, сухой, вымученный канцелярит, возможный лишь в книжках по научному коммунизму и в творениях некоторых советских фантастов.
Я думаю, именно Ефремова пародировали Стругацкие в сцене путешествия героя в описываемое будущее.
Впрочем, и пародировать специально нет нужды, ибо речь ефремовских персонажей пародийна изначально:

«— Подумайте только! — воскликнул Кими. — Они считали, что перемена поверхностного заряда частицы изменяет все свойства материи и превращает «нормальное» вещество нашего мира в антивещество, столкновение с которым якобы должно вызвать полную аннигиляцию материи! Они вглядывались в черноту ночного неба, не умея ни объяснить её, ни понять того, что подлинный антимир тут же, рядом, чёрный, беспросветный, неощутимый для приборов, настроенных на проявление нашего, светлого мира…
— Не горячись, Кими, — остановил юнца учитель, — ты совершаешь ошибку, судя плохо о предках. Как раз в конце ЭРМ, в эпоху отмирания старых принципов социальной жизни, наука становилась ведущей силой общества. Тогда были распространены подобные узкие и, я бы сказал, несправедливые суждения о предшественниках. Разве трудно понять, что неверный или неточный аспект явления будет ошибкой лишь в результате недобросовестного или глупо ориентированного исследования? Всё же остальные «ошибки» предшественников зависят от общего уровня, на котором находилась в их время наука. Попробуйте на миг представить, что, открывая сотни элементарных частиц в микромире, они не знали ещё, что всё это лишь разные аспекты движения на разных уровнях анизотропной структуры пространства и времени.
— Неужели? — Кими покраснел до ушей.»

И это еще ничего. Попадаются беседы, состоящие из таких вот монологов объемом в три-четыре печатных страницы. То есть, каждый из героев произносит речь, доклад или читает лекцию, нафаршированную «разными уровнями движения аспектов анизотропной структуры» и тому подобной лексикой.
Вот еще образчик:

«— А из чего оно складывается, ваше счастье?
— Из удобной, спокойной и свободной жизни с одной стороны. А также из строжайшей самодисциплины, вечной неудовлетворённости, стремления украсить жизнь, расширить познание, раздвинуть пределы мира.
— Но это же противоречит одно другому!
— Напротив, это диалектическое единство и, следовательно в нём заключено развитие!»

Прочитав этот ужас, тут же вспомнил Терри Пратчетта:

«— Как это называется, когда у тебя внутри тепло, ты всем доволен и хочешь, чтобы все оставалось, как есть?
— Полагаю, это называется счастьем.»

И неважно, согласен ли я с Пратчеттом, достаточно того, что абсолютно и категорически не согласен с «диалектическим единством» Ефремова, и со смыслом сказанного и особенно с тем, как это подано.
Вообще, персонажи у Ефремова совершенно не живые, их правильность, упертость, самоуверенность и бесконечное морализаторство — тошнотворны.
Они вообще составленны из клише, штампов, шаблонов, стандартов, которые чудесным образом гармонируют со столь же неживыми анимационными персонажами из демо-ролика.
Имена героям автор подбирает короткие и вычурные: Янтре Яхах, Чойо Чагас, Гэн Атал, Мут Анг, Эрг Hoop.
Зато в других его книгах, герои как на подбор мужественные, твердые, отважные: Ветров, Громов, Штормов, Гирин, Пронин.

Иван Ефремов - Час Быка

Словом, смотрите промо-ролик.

Оригинал на pepsimist.ru: Янтре Яхах против голливудских блокбастеров

Благородные доны советской литературы

Писатель Михаил Веллер — о том, кем были простые и знаменитые братья для огромной страны

Братья Стругацкие

Ох и здоровые же они были ребята! Сто девяносто два росточку и плечи под шестидесятый размер. Молва утверждала, что норма Аркадия была полтора литра коньяку. После этого он мог изящно и здраво рассуждать о литературе.

На одном из литературных совещаний в доме творчества «Комарово», когда речь держал Аркадий Стругацкий, в кучке куривших за открытыми дверьми вдруг пробормотали:
— Давайте-ка потише, ребята. Пока Аркадий в рыло не въехал. Он это может.

.. Аркадий Натанович Стругацкий родился в Ленинграде в 1925 году. Борис — в 1933-м. Восемь лет разницы — естественная причина, чтобы младший брат, опекаемый в мальчишеской жизни старшим, сформировался под его влиянием. А позднее, когда с возрастом положение уравнивается, образ мыслей и все мировоззрение оказывается общим.

При этом Аркадий был филологом-японистом, референтом-переводчиком и послужил в погонах не один год — на самых восточных рубежах. (Заметим, что элементы японского колорита, детали и термины, обряды и оружие вошли в русскую литературу последних десятилетий именно с его легкой — тяжелой? — руки.) Борис же по специальности, напротив, звездный астроном и большую часть жизни проработал в Пулковской обсерватории. Аркадий был чубат, усат, сиповат и крут. Что оттеняла лукаво-мудрая улыбка, дружелюбные манеры, негустые волосы и лопоухие уши Бориса.

Одевались они как заштатные советские инженеры. Эти фланелевые рубашки, эти нейлоновые куртки, эти кроличьи ушанки и поношенные штаны... Ничего от небожителей, от блеска звезд. И квартирки по хрущевским малогабаритным стандартам в спальных районах. Автомобиль «запорожец» достойно завершит портрет гения в интерьере.

( читать полностью )

Оригинал на pepsimist.ru: Прекрасные гадкие лебеди

Текст всем известной песенки «В лесу родилась ёлочка», вернее, стихотворение «Ёлка», в 1900 году написала белорусско-литовская княжна Раиса Адамовна Гедройц. Обладая преподавательским даром, работала учителем, а все советское время прослужила библиотекарем. Впервые стихотворение «Ёлка» в декабре 1903 года было опубликовано в новогоднем номере журнала «Малютка».

Первое издание стихотворения Елка

А 30 октября 1905 года, потомственный немецкий дворянин Леонид Карлович Бекман положил его на музыку для своей двухлетней дочери Веры. Был он биологом, а музыкантстовал как любитель, нотной грамоты не знал, поэтому музыку записала его жена — профессор Московской консерватории Елена Александровна Бекман-Щербина.
Такая вот народная песенка.

Леонид Карлович Бекман

Оригинал на pepsimist.ru: Где родилась елочка

«Как я счастлив... что писать дребедени многословной вроде "Войны" я больше никогда не стану».

Из письма Льва Толстого Афанасию Фету, январь 1871

Могу лишь горячо присоединиться к Льву Николаичу в его определении его же творчества.

Лев Толстой

Оригинал на pepsimist.ru: Вот и не надо

«Я молод — мне двадцать лет, но все, что я видел в жизни, — это отчаяние, смерть, страх и сплетение нелепейшего бездумного прозябания с безмерными муками. Я вижу, что кто-то натравливает один народ на другой, и люди убивают друг друга, в безумном ослеплении покоряясь чужой воле, не ведая, что творят, не зная за собой вины. Я вижу, что лучшие умы человечества изобретают оружие, чтобы продлить этот кошмар, и находят слова, чтобы еще более утонченно оправдать его. И вместе со мной это видят все люди моего возраста, у нас и у них, во всем мире, это переживает все наше поколение. Что скажут наши отцы, если мы когда-нибудь поднимемся из могил и предстанем перед ними и потребуем отчета? Чего им ждать от нас, если мы доживем до того дня, когда не будет войны? Долгие годы мы занимались тем, что убивали. Это было нашим призванием, первым призванием в нашей жизни. Все, что мы знаем о жизни, — это смерть. Что же будет потом? И что станет с нами?»

«Когда мы выезжаем, мы просто солдаты, порой угрюмые, порой весёлые, но как только мы добираемся до полосы, где начинается фронт, мы становимся полулюдьми — полуживотными.»

«Война сделала нас никчёмными людьми. Мы больше не молодежь. Мы уже не собираемся брать жизнь с бою. Мы беглецы. Мы бежим от самих себя. От своей жизни. Нам было восемнадцать лет, и мы только еще начинали любить мир и жизнь; нам пришлось стрелять по ним. Первый же разорвавшийся снаряд попал в наше сердце. Мы отрезаны от разумной деятельности, от человеческих стремлений, от прогресса. Мы больше не верим в них. Мы верим в войну.»

«Чей-то приказ превратил эти безмолвные фигуры в наших врагов; другой приказ мог бы превратить их в наших друзей. Какие-то люди, которых никто из нас не знает, сели где-то за стол и подписали документ, и вот в течение нескольких лет мы видим нашу высшую цель в том, что род человеческий обычно клеймит презрением и за что он карает самой тяжкой карой.»

«Они всё ещё писали статьи и произносили речи, а мы уже видели лазареты и умирающих; они все еще твердили, что нет ничего выше, чем служение государству, а мы уже знали, что страх смерти сильнее.
До какой же степени лжива и никчёмна наша тысячелетняя цивилизация, если она даже не смогла предотвратить эти потоки крови, если она допустила, чтобы на свете существовали сотни тысяч таких вот застенков. Лишь в лазарете видишь воочию, что такое война.
Война сделала нас никчемными людьми.»

«Мы убивали людей и вели войну; нам об этом не забыть, потому что находимся в возрасте, когда мысли и действия имели крепчайшую связь друг с другом. Мы не лицемеры, не робкого десятка, мы не бюргеры, мы смотрим в оба и не закрываем глаза. Мы ничего не оправдываем необходимостью, идеей, Родиной — мы боролись с людьми и убивали их, людей, которых не знали и которые нам ничего не сделали; что же произойдет, когда мы вернемся к прежним взаимоотношениям и будем противостоять людям, которые нам мешают, препятствуют? <…> Что нам делать с теми целями, которые нам предлагают? Лишь воспоминания и мои дни отпуска убедили меня в том, что двойственный, искусственный, придуманный порядок, называемый «обществом», не может нас успокоить и не даст нам ничего. Мы останемся в изоляции и будем расти, мы будем пытаться; кто-то будет тихим, а кто-то не захочет расстаться с оружием.»

«...Кропп — философ. Он предлагает, чтобы при объявлении войны устраивалось нечто вроде народного празднества, с музыкой и с входными билетами, как во время боя быков. Затем на арену должны выйти министры и генералы враждующих стран, в трусиках, вооружённые дубинками, и пусть они схватятся друг с другом. Кто останется в живых, объявит свою страну победительницей. Это было бы проще и справедливее, чем то, что делается здесь, где друг с другом воюют совсем не те люди.»

«Всякому приличному кайзеру нужна по меньшей мере одна война, а то он не прославится.»

Эрих Мария Ремарк «На западном фронте без перемен»

Оригинал на pepsimist.ru: Всякому приличному кайзеру нужна по меньшей мере одна война, а то он не прославится

Печально.
Альтист, Шеврикука, Аптекарь, Камергерский переулок, недавняя Земля в форме чемодана.
Пишущих много, писателей мало.
Стало еще меньше.
Жаль.

Владимир Орлов

Время стекало в глиняный кувшин и застывало в нем гречишным медом.

...В наши зрелые годы знаешь, что не в пребывании на вершине дело...

Не надо было торопить жизнь, а следовало ей самой доверить и свои чувства, и свою свободу.

Вот всю жизнь так! И не поговоришь как следует с необходимым тебе человеком, не откроешь ему душу, его душу не обрадуешь, не обогреешь, а в суете коснёшься лишь случайным словом и унесёшься дальше по пустяшным делам!

Клавдия одета была тщательно, словно бы Данилов стал интересен ей как мужчина. Краску и тушь на веки и на ресницы она наложила под девизом: «А лес стоит загадочный...»

Тихо стало на Аргуновской. Зябко даже. Словно озноб какой нервный со всеми сделался. Или будто грустный удавленник начал к ним ходить.

— Теперь ты должен играть не как можешь, а как не можешь. В крайнем случае ты ведь все равно сыграешь как можешь.

...Разве мир — гармония? Разве жизнь — гармония? Лев терзает лань, мирные злаки растут на братских могилах, женщина торгует телом, пьяная рука калечит ребёнка, альтист лижет штиблеты главному дирижёру, чтобы именно он поехал на гастроли в Италию!

Завтра ваши нарушения станут правилами.

Разве слова способны передать движения мыслей и чувств? Нет. Они — служебные сигналы, они жалки и убоги, как знаки азбуки Морзе.

И вот является на стол узбекский плов в огромной чаше, горячий, словно бы живой, рисинка от рисинки в нем отделились, мяса и жира в меру, черными капельками там и сям виднеется барбарис, доставленный из Ташкента, и головки чеснока, сочные и сохранившие аромат, выглядывают из желтоватых россыпей риса. А дух какой! Такой дух, что и в кишлаках под Самаркандом понимающие люди наверняка теперь стоят лицом к Москве.

В Москве каждая культурная семья нынче старается иметь своего друга.

— У нас день впереди, — сказал Данилов. — Как ты предполагаешь провести его?

— В разгуле, — сказал Кармадон. Но без предвкушения удовольствий сказал, а холодно, твердо, будто под разгулом понимал не персидские пляски и не битье зеркал, а прием снадобий и чтение источников.

...Ещё Александр Сергеевич говорил, — правда, французскими словами, — что в женщине нет ничего пошлее терпения и самоотречения...

Чем больше открытий в науке,..тем больше тайн. И приходит мысль: «А не разыгрывает ли кто нас? Не шутит ли над нами? Не чья-либо шутка — моя жизнь?»

Но разве памятный тебе Иван Васильевич Грозный не имел стрессов и неврозов? Или, скажем, Людовик Одиннадцатый? Да имели они, только не знали, что это именно стрессы и неврозы.

Следует всегда оставаться самим собой в главном, а в мелочах уступать, мелочей много, они на виду, оттого-то и кажутся существенным, главное же — одно и в глубине, уступки в мелочах и создают видимость подчинения и прилежности. Пусть считают, что он послушный.

Мода ведь только создаётся в Париже или там в Москве, а живёт она в Фатеже и Маклакове. А пока дойдет она до Маклакова, через голову десять раз перевернётся и сама себя узнавать перестанет...

— Чью же сторону ты бы принял в этой перебранке?

— Оба правы. И оба не правы. Оба — посредственности.

Холодный ум чаще всего и обманывается. И уж, как правило, своего не получает. Что-то получает, но не свое.

Но сейчас же возникла красивая, бисквитная с шоколадом и цукатами, Клавдия.

Все великие музыканты прошлого были импровизаторами. Ведь так? А нынче выходит, что музыканты могут свободно выражать себя лишь в джазе...

...подымая от бланков глаза, упирался взглядом в грудастую даму на плакате с жэковскими книжками в руках — над дамой медными тарелками били слова: "Красна изба не кутежами, а коммунальными платежами!"

На обеды, выпивки и чаепития у Кудасова особый нюх. Стоит ему повести ноздрей — и уж он сразу знает, у кого из его знакомых какие куплены продукты и напитки и к какому часу их выставят на стол. Еще и скатерть не достали из платяного шкафа, а Кудасов уже едет на запах трамваем.

...в его натуре, на самом деле, осело много мелкого знания, вроде как об этих турусах. А зачем оно ему — неизвестно. Если только помогать Муравлеву решать кроссворды.

...нахальству Кудасова никакие танковые ежи не помеха.

Бросить сейчас бы все и удалиться куда-нибудь в охотничью избушку в Туруханской тайге или в саклю в горах Дагестана, и чтобы вокруг все было завалено снегом, и бил в крохотное оконце ветер, и выли волки...

Боящийся не совершенен в любви.

…В квартире Муравлевых с утра происходят хлопоты, там вкусно пахнет, в кастрюле ждет своего часа мелко порубленная баранина, купленная на рынке, молодая стручковая фасоль вываливается из стеклянных банок на политые маслом сковороды, и кофеварка возникает на французской клеенке кухонного стола. Ах, какие ароматы заполняют квартиру!

Оригинал на pepsimist.ru: Сочинитель

15 июня умер Дэниел Киз. Автор одного из величайших романов «Цветы для Элджернона».

Оригинал на pepsimist.ru: Цветы для Дэниеля

ВЦИОМ неожиданно выяснил, что 35 процентов моих сограждан не читают книг.
Как было уточняюще написано: «практически не читают».
То есть теоретически они все же это делают, но до практики дело не доходит?
Я не знаю, как еще понимать это уточнение.
Впрочем, это детали, которые общей картины не портят.
Что может испортить такую чудесную картину маслом?
Я думал, что ничего, но оказывается, ошибался.
Стоит лишь нанести на впечатляющее полотно ВЦИОМА несколько дополнительных мазков и штрихов, как шедевр статистики превращается в мазню.
Все испортили предпочтения «практически читающих»:

Романы о любви — 13%

Историческая литература — 11%.

Детективы зарубежные — 9%

Детективы «русские женские» — 9%

Детективные боевики отечественные — 8%

Книги о красоте, здоровье, практической психологии — 8%

Современная литература — 7%

Эротические романы, книги о сексе — 5%

Учебные пособия, справочная литература, словари, энциклопедии — 5%

Поэзия — 5%

В опросе приняли участие 1,6 тысяч человек в 130 населенных пунктах России.

«Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например — не читать их.»
Рэй Брэдбери

Читатель

Оригинал на pepsimist.ru: Чтение практическое и теоретическое

На сайте «Русская фантастика» наследники братьев Стругацких закрыли доступ к книгам Стругацких, якобы, по причинам глубокого уважения к тем, кто платит деньги.
И столь же глубокого презрения к тем, кто денег не платит.
И это логично.
Неважно, что сам Борис Натанович позволял скачивать книги в электронном виде и за деньги и бесплатно, ведь он же все это создал, и сам же волен распоряжаться.
Наследники, из-за отсутствия литературных, а возможно, и прочих талантов, способных дать им средства к существованию, терпеть такой возмутительный альтруизм более не желают.
Они желают зарабатывать на том, чего сами не создавали и никогда не создадут.
Ну не всем дано, это понятно, закон природы — на детях гениев природа отдыхает.
Сами дети тоже желают отдыхать, продавая книжки, которых не писали и, похоже, даже не читали.
Ну, это их право, которое они активно и оперативно стали осуществлять.
Невозможно их в этом винить.
Трудно быть наследниками богов.

Оригинал на pepsimist.ru: Хищные вещи

Любопытно и познавательно. Рекомендую.

Мне кажется, что по складу своего дарования Булгаков был прежде всего сатириком, сравнимым и по масштабу, и по характеру таланта с двумя наиболее выдающимися сатириками его эпохи, а именно Ильей Ильфом и Евгением Петровым. Одна из главных особенностей сатирика – внимание к языку, внимание к словам, умение строить текст, основываясь на каких-то ассоциациях, смыслах, которые подсказывают сами слова. В романе «Мастер и Маргарита» имеется огромное количество самых разных особенностей и деталей, построенных именно на словах.

Кандидат филологических наук Илья Иткин

Оригинал на pepsimist.ru: Михаил Булгаков и чертова бабушка

«А что такое «нельзя», ты знаешь? Это значит: не желательно, не одобряется, значит, поступать так нельзя. Что можно — это еще не известно, а уж что нельзя — то нельзя. Это всем надлежит понимать. Вот и получается, что «нельзя» — это самое что ни на есть нежелательное… Как еще можно понимать «нельзя»? Можно и нужно понимать так, что «нельзя» — вредно…
Если нельзя, то всегда в каком-нибудь смысле нельзя, в том или ином… Например, нельзя без старосты или без собрания, а со старостой или с собранием, наоборот, можно, но опять же не в любом смысле…»
Стругацкие «Улитка на склоне»

рис. С.Гансовский

Оригинал на pepsimist.ru: Пособие для госдумы

Эрнест Хемингуэй

Мать вошла, она поставила на стол кошелку. В кошелке было молоко, белый хлеб и яйца.
— Вот, — сказала мать.
— Что? — спросила ее Красная Шапочка.
— Вот это, — сказала мать, — отнесешь своей бабушке.
— Ладно, — сказала Красная Шапочка.
— И смотри в оба, — сказала мать, — Волк.
— Да.
Мать смотрела, как ее дочь, которую все называли Красной Шапочкой,потому что она всегда ходила в красной шапочке, вышла и, глядя на свою уходящую дочь, мать подумала, что очень опасно пускать ее одну в лес; и, кроме того, она подумала, что волк снова стал там появляться; и, подумав это, она почувствовала, что начинает тревожиться.

Много-много Красных шапочек

Ги Де Мопассан

Волк ее встретил. Он осмотрел ее тем особенным взглядом, который опытный парижский развратник бросает на провинциальную кокетку, которая все еще старается выдать себя за невинную. Но он верит в ее невинность не более ее самой и будто видит уже, как она раздевается, как ее юбки падают одна за другой и она остается только в рубахе, под которой очерчиваются сладостные формы ее тела.

еще 25 римейков

Оригинал на pepsimist.ru: Много-много Красных шапочек

Наши люди стремятся в Стокгольм (Лондон и так далее) только для того, чтоб быть окруженными шведами.
Все остальное уже есть в Москве. Или почти есть.
Не для того выезжают, меняют жизнь, профессию, чтоб съесть что-нибудь, и не для того, чтоб жить под руководством шведского премьера...
Так что же нам делать?
Я бы сказал: меняться в шведскую сторону. Об этом не хочется говорить, потому что легко говорить.
Но хотя бы осознать.
Там мы как белые вороны, как черные зайцы, как желтые лошади.
Мы непохожи на всех.
Нас видно.
Мы агрессивны.
Мы раздражительны.
Мы куда-то спешим и не даем никому времени на размышления.
Мы грубо нетерпеливы.
Все молча ждут пока передний разместится, мы пролезаем под локоть, за спину, мы в нетерпении подталкиваем впереди стоящего: он якобы медленно переступает.
Мы спешим в самолете, в поезде, в автобусе, хотя мы уже там.
Мы выходим компанией на стоянку такси и в нетерпении толкаем посторонних. Мы спешим.
Куда? На квартиру.
Зачем? Ну побыстрее приехать. Побыстрее собрать на стол.
Сесть всем вместе....
Но мы и так уже все вместе?!
Мы не можем расслабиться.
Мы не можем поверить в окружающее. Мы должны оттолкнуть такого же и пройти насквозь, полыхая синим огнем мигалки.
Мы все кагэбисты, мы все на задании.
Нас видно.
Нас слышно.
Мы все еще пахнем потом, хотя уже ничего не производим.
Нас легко узнать: мы меняемся от алкоголя в худшую сторону.
Хвастливы, агрессивны и неприлично крикливы.
Наверное, мы не виноваты в этом.
Но кто же?
Ну, скажем, евреи.
Так наши евреи именно так и выглядят...
А английские евреи англичане и есть.
Кажется, что мы под одеждой плохо вымыты, что принимать каждый день душ мы не можем.
Нас раздражает чужая чистота.
Мы можем харкнуть на чистый тротуар.
Почему? Объяснить не можем.
Духовность и любовь к родине сюда не подходят.
И не о подражании, и не об унижении перед ними идет речь... А просто... А просто всюду плавают утки, бегают зайцы, именно зайцы, несъеденные.
Рыбу никто свирепо не вынимает из ее воды.
И везде мало людей.
Странный мир.
Свободно в автобусе.
Свободно в магазине.
Свободно в туалете.
Свободно в спортзале.
Свободно в бассейне.
Свободно в больнице.
Если туда не ворвется наш в нетерпении лечь, в нетерпении встать.
Мы страшно раздражаемся, когда чего-то там нет, как будто на родине мы это все имеем.
Не могу понять, почему мы чего-то хотим от всех, и ничего не хотим от себя?
Мы, конечно, не изменимся, но хотя бы осознаем...
От нас ничего не хотят и живут ненамного богаче.
Это не они хотят жить среди нас.
Это мы хотим жить среди них.
Почему?
Неужели мы чувствуем, что они лучше?
Так я скажу: среди нас есть такие, как в Стокгольме.
Они живут в монастырях. Наши монахи — шведы и есть.
По своей мягкости, тихости и незлобливости.
Вот я, если бы не был евреем и юмористом, жил бы в монастыре.
Это место, где меня все устраивает.
Повесить крест на грудь, как наши поп-звезды, не могу. Ее сразу хочется прижать в углу, узнать национальность и долго выпытывать, как это произошло.
Что ж ты повесила крест и не меняешься?
Оденься хоть приличнее.
«В советское время было веселей», — заявил парнишка в «Старой квартире».
Коммунальная квартира невольно этому способствует.
Как было весело, я хорошо знаю.
Я и был тем юмористом.
Советское время и шведам нравилось.
Сидели мы за забором, веселились на кухне, пели в лесах, читали в метро.
На Солженицыне была обложка «Сеченов».
Конечно, было веселей, дружней, сплоченнее.
А во что мы превратились, мы узнали от других, когда открыли ворота.
Мы же спрашиваем у врача:
— Доктор, как я? Что со мной?
Диагноз ставят со стороны.
Никакой президент нас не изменит.
Он сам из нас.
Он сам неизвестно как прорвался.
У нас путь наверх не может быть честным — категорически.
Почему ты в молодые годы пошел в райком партии или в КГБ?
Ну чем ты объяснишь?
Мы же все отказывались?!
Мы врали, извивались, уползали, прятались в дыры, но не вербовались же ж! Же ж!..
Можно продать свой голос, талант, мастерство.
А если этого нет, вы продаете душу и удивляетесь, почему вас избирают, веря на слово.
Наш диагноз — мы пока нецивилизованны.
У нас очень низкий процент попадания в унитаз, в плевательницу, в урну.
Язык, которым мы говорим, груб.
Мы переводим с мата.
Мы хорошо понимаем и любим силу, от этого покоряемся диктатуре и криминалу. И в тюрьме и в жизни. Вот что мне кажется:
1. Нам надо перестать ненавидеть кого бы то ни было.
2. Перестать раздражаться.
3. Перестать смешить.
4. Перестать бояться.
5. Перестать прислушиваться, а просто слушать.
6. Перестать просить.
7. Перестать унижаться.
8. Улыбаться. Через силу. Фальшиво. Но обязательно улыбаться.
Дальше:
С будущим президентом — контракт!
Он нам обеспечивает безопасность, свободу слова, правосудие, свободу каждому человеку и покой, то есть долговременность правил.
А кормежка, заработок, место жительства, образование, развлечение и работа — наше дело. И все.
Мы больше о нем не думаем.
У нас слишком много дел.

Оригинал записи на pepsimist.ru: Михаил Жванецкий - Мы. Комментировать можно и здесь и там.

Рылся на книжных полках, шкафах и антресолях в поисках одной нужной книжки.
Нужной именно в бумажном ее виде, а не в электронном.
И наткнулся на давно забытую, истертую, с выцветшей обложкой книгу, которую в детстве любил и часто перечитывал.
Николай Корнейчуков, он же Корней Чуковский.
Но книжка не «Айболит», не «Мойдодыр» и не «Тараканище», а повесть о годах, прожитых им в Одессе, об одесской гимназии, в которой проучился несколько лет, с колоритнейшими персонажами и смачной одесской лексикой.
«Серебряный герб».
Корней Чуковский - Серебряный герб

Думал перечитать, но пока не решусь.
Боязно потерять давний уважительный интерес к ней, не хочется разочаровываться.
Очень может быть, что она и сейчас понравится в той же степени, но все же побаиваюсь, поэтому повременю её открывать.
Тем же, у кого такой проблемы нет, прочитать очень рекомендую.
Это совсем не тот Чуковский, который писал Бибигона или Муху-Цокотуху, это Чуковский, оставивший чудесные переводы О.Генри, Марка Твена, Уэллса, Дэфо, Уайльда.
На Флибусте, кстати, «Серебряный герб» с замечательными иллюстрациями Наума Цейтлина из детгизовского издания 1966 года, как раз того, что у меня.
Скачайте, не пожалеете.

Оригинал записи на pepsimist.ru: Корней Чуковский "Серебряный герб" При копировании просьба ссылаться на оригинал, а не на трансляцию в ЖЖ.

Наши наци
наци наши
наши, наци
наци = наши...

Бенджамен Хофф - Дао Винни-Пуха, Дэ Пятачка

Настоятельно рекомендую к прочтению книгу Бенджамена Хоффа «Дао Винни-Пуха».
До книги «Дэ Пятачка» еще не успел добраться, потому сказать ничего не могу, но «Дао Винни-Пуха» чудесная книжка, по прочтении которой можно составить представление о таких вещах как дао, дэ, у-вэй, узнать о Чжуан-цзы, Лао-цзы, главной книге всех даосов «Дао Дэ Цзин» и о прочих даосских премудростях и мудрецах. Как где-то было удачно сказано, книги Хоффа, это «даосизм для чайников». Хофф не берет на себя роль очередного толкователя Дао Дэ Цзин, он выступает как популяризатор, своими книгами пытающийся заинтересовать тех, кто слыхом не слыхивал о даосизме.

Книгу без проблем можно найти в электронных библиотеках, к примеру здесь. Доступна ли в бумажном варианте, не знаю.

Бенджамин Хофф родился в США в 1946 году. Живет в Сильван, штат Орегон. Прежде чем стать писателем успел перепробовать профессии реставратора антиквариата, санитара, поработал криминальным журналистом, фотожурналистом, музыкантом и тем, что у нас называется "автор-исполнитель". Кроме того в Японии обучался высокохудожественной обрезке деревьев. Как это называется по-русски, ума не приложу. Что-нибудь вроде флорист-художник-декоратор.
Все свободное от писательства время практикует даосский цигун, даосский же тайцзи-цюань и даосский теннис, как он сам его называет. Кроме того любит запускать воздушных змеев и мастерить и метать бумеранги. Обожает просто валяться на полу и спать.
«Дао Винни-Пуха» была впервые издана в 1982 году, «Дэ Пятачка» в 1993 году.

В статье Аллы Босарт Дао Винни-Пуха уходит в небо» увидел любопытное высказывание Бориса Заходера, в чьем дивном переводе вышли у нас книги Милна «Winnie-the-Pooh» и «The House at Pooh Corner»:

«— Кто такой Винни-Пух? — взволнованно спрашивал Заходер, разъезжая в своем кресле по комнате. — Это мыслитель. Есть книга, которая называется «Дао Винни-Пуха». Он созерцатель, философ, он не суетится, а медитирует, познавая себя и мир... Он почти монах.»

( Под катом выкладываю сильно покоцанную главу «Скоробуды» )

Profile

pepsimist

pepsimist.ru

December 2016

S	M	T	W	T	F	S
				1	2	3
4	5	6	7	8	9	10
11	12	13	14	15	16	17
18	19	20	21	22	23	24
25	26	27	28	29	30	31

Syndicate

Page Summary

Умер Чик
Профаническое
Театр Папы Карло
Янтре Яхах против голливудских блокбастеров
Прекрасные гадкие лебеди
Где родилась елочка
Вот и не надо
Всякому приличному кайзеру нужна по меньшей мере одна война, а то он не прославится
Сочинитель
Цветы для Дэниеля
Чтение практическое и теоретическое
Хищные вещи
Михаил Булгаков и чертова бабушка
Пособие для госдумы
Много-много Красных Шапочек
Михаил Жванецкий - Мы
Литературно-ностальгическое
Гражданин поэт - Ходячий больной
Гражданин поэт - Путин и мужик
Читатник Дао - Бенджамен Хофф "Дао Винни-Пуха"

Style Credit

Base style: Practicality by timeasmymeasure
Theme: Enchantment by krja

Expand Cut Tags

No cut tags

Page generated Jul. 6th, 2025 01:29 pm

Тетрадь Папаши Карло

Пепсимизм как образ жизни

Entries tagged with литература

Умер Чик

Профаническое

Театр Папы Карло

Янтре Яхах против голливудских блокбастеров

Прекрасные гадкие лебеди

Где родилась елочка

Вот и не надо

Всякому приличному кайзеру нужна по меньшей мере одна война, а то он не прославится

Сочинитель

Цветы для Дэниеля

Чтение практическое и теоретическое

Хищные вещи

Михаил Булгаков и чертова бабушка

Пособие для госдумы

Много-много Красных Шапочек

Михаил Жванецкий - Мы

Литературно-ностальгическое

Гражданин поэт - Ходячий больной

Гражданин поэт - Путин и мужик

Читатник Дао - Бенджамен Хофф "Дао Винни-Пуха"